В православии широко практикуется так называемая молитвенная магия. Примерно 99% ходящих в храмы каждый день практикуют православную магию, не понимая этого. Проще говоря, 99% захожан в храм "уговаривают Бога" и "читают заклинания" в надежде повлиять на Бога и получить некое чудо.

Как распознать молитвенную магию и перестать, наконец, колдовать и начать молиться? Это не так и сложно. Давайте разбираться.

Практически любой новоначальный или слишком усердный "верующий" (сознательно беру это слово в кавычки) воспринимает Бога как некое могущественное и грозное существо, но с элементами легкой такой умственной туговатости. Бог как бы "слегка не догоняет", чего от него хотят, поэтому молиться надо определенными словами, по определенной книжке, встав в определенную позу в определенном месте. Нарушение любого из этих условий непременно поставит Бога в ступор и Он озадаченно будет думать "чего же вы от него хотите"?

Собственно, мы сами виноваты. Протестанты отчасти правы, упрекая нас за "поклонение иконе". Их критика несовершенна, но понятна. Они увидели и отшатнулись от православного магизма, который и правда есть. Просто это МЫ реализовали в своей практике веру таким образом, что ее и правда можно неправильно понять.

Конечно, чудеса творит Бог, а не икона. Конечно, Богородица только одна и нет 20 разных Богородиц "со специализациями". Просто мы в Православии хотели "упростить", и если угодно, через "специализацию икон" подсказать, что просить Бога и святых можно и "об этом тоже". Наш месседж несложен - просить святых можно не только о высоком, святые рядом, святые близко, они готовы разделить нашу боль и о сгоревшем доме и о пьющем сыне.

Но, как обычно, поняли нас наши собственные верующие превратно. И - получите, распишитесь. Мы родили православный магизм. Если угодно, живую молитву мы заменили "правильными обрядами". И впечатали, прошили красной стежкой "необходимость правильности" обряда в сознании верующего человека. Мы родили глуповатого Бога, который не разберется в нашей просьбе без "молитвы перед правильной иконой по правильной книге".

И именно этим плох православный магизм. Хулой на Бога. Естественным и каким то нутряным страхом "сделать неправильно" мы цепляемся за мысль, что Богу надо ну как бы "особо пояснить", в чем мы нуждаемся и это рождает жуткую карикатуру - грозную, могущественную и по-старчески глуховатую.

Когда мы молимся по-настоящему?

Когда нам плохо. Когда нам страшно. Когда нас в подворотне зажал маньяк и в его глазах мы читаем свою мучительную смерть, у нас не возникает мысль "так... надо бы взять молитвослов... так, надо бы взять благословение помолиться за себя". Тебя сейчас убьют, тебе страшно, ты кричишь Богу на всю вселенную. И не книжными словами, а от трепещущего от страха сердца. Наконец-то ты начал молиться, а не колдовать.

А еще страшно может стать от осознания, что часы вселенной тикают, годы идут, добрых дел кот наплакал, ты все ближе к границе с вечностью. И... поверить в это. Поверить так, чтобы волосы на голове зашевелились. Поверить так, чтобы в это поверила даже картина Петра Ильича Чайковского в музыкалке, где ты преподаешь детям сольфеджио. Поверить так, чтобы уже сейчас почудился пряный запах вулканической серы...

И вот такая вера родит вопль. Сначала за себя. А потом, если ты умеешь смотреть по сторонам и думаешь не только о себе, у тебя родится боль за других. И ты начнешь вопить за них. Вопль, он ведь голая эмоция. Это не речь политика и не вирши поэта. Это страх, помноженный на надежду. Будешь ли ты выбирать слова к Богу, зная, что через пять минут за тобой придет смерть, а за смертью придут ОНИ, с горящими от ненависти глазами...

Помилуй... сжалься... Господи... обещаю... прошу...

Сознание в страхе рождает не превыспренний слог и не забористые обороты византийских поэтов от молитвы, а голую просьбу к Богу, в которой наконец-то появляется живая нотка. Ибо ты искренен. Да, ты можешь быть искренен и по чужим, очень сложным малопонятным словам древних авторов. Можешь быть. А можешь и не быть. Молится кричащее сердце и когда оно закричит, с тобой закричат и древние авторы длинных молитв на три страницы и короткая молитва "Трое вас, трое нас, Господи, помилуй нас".

Должна ли молитва быть короткой? Должна ли она быть длинной? Можно ли читать молитву с экрана монитора? Можно ли читать ее на сайте?

Если ты задаешь этот вопрос - ты спрашиваешь меня о формуле заклинания для уговаривания туговатого на уши Бога. Ты намереваешься колдовать. Если ты намерен молиться, слова становятся лишь выражением твоего внутреннего отчаянного крика. Пусть даже этот крик будет тихим шепотом, тем он страшнее. И станет совсем неважно, где взят текст, откуда родились слова. Первичными становятся чувства и заложенные в них простые смыслы - спаси, сохрани, научи, помоги.

"Господи, ко спасению приведи и на истинный путь наставь" - короткая, но страшная молитва. Жить этой молитвой может плачущая на коленях перед стертым бумажным образком мать, чей сын пьет, бьет и режет себе вены в алкогольном угаре. Но колдуну эта молитва покажется слишком простой, слишком "недлинной", в ней ведь так мало слов, разве Господь послушает(ся) того, кто "так мало слов произнес". Колдуну важна форма, вселенную боли, стоящую за словами, он не видит.

Настоящая молитва на земле - это океан страдания, стиснутый в кричащие от боли слова. Любые слова. Любой длины и слога. И если ты этого пока не понимаешь, значит, тебе попросту пока не больно.
Ну а молитва на небе - это вселенная радости, искрящаяся жарким золотом благодарного славословия.

Поэтому Паисий Святогорец и говорит (а ему вторит Силуан Афонский), что молитва за других ВСЕГДА начинается с боли за других. И потому молитва сложна не тем, что сложно проговорить ее текст. Сложно СТАТЬ тем, кому больно за других, сложно БЫТЬ тем, кому больно за других. Но именно призыв СТАТЬ ИМ и заключается во фразе "Друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов".